Марк Фейгин: Ну, во-первых, анонсированный разговор на вторник, об этом российская сторона заявила, что согласована именно связь во вторник. И причём Лукашенко вроде как не хотел, но специально проронил, что разговоры идут, и их больше, чем один, которые уже состоялись после инаугурации Трампа. Есть как бы не публичные разговоры между Трампом и Путиным. Я охотно в это верю. Я считаю, что без протокольного, публичного освещения общение это продолжается. Ну, он президент в конце концов, Трамп, он может звонить кому угодно, когда угодно и решать, придавать это огласке или нет.
И я думаю, что достаточно интенсивные консультации идут на высшем уровне. Вот это важно понять. То есть, как бы анонсирование разговора во вторник — это, ну, такой публичный жест. А не то, чтобы вот они во вторник всё согласуют и всё. Во-первых, надо послушать публичные комментарии Трампа относительно визита Уиткоффа в Москву и встречи с Путиным. В общем-то, отвергнутого плана прекращения огня — Москвой именно отвергнутого плана. Предложение проведения каких-то там переговоров на условиях, долгосрочно обеспечивающих мир и так далее. Но на мой личный взгляд, это форма уклонения от миротворческого предложения, вот этого аванса, который был сделан украинской стороной, поддержанный Европой, да и Америкой. И Трампу придётся определиться, он хочет идти на поводу у Москвы и Кремля или же всё-таки настаивать на, в качестве посреднической миссии — он же заявляет себя посредником-миротворцем, — на то, чтобы был принят обоюдно взаимоприемлемый план.
Если Трамп собирается озвучивать — мы не знаем пока этого — позицию, при которой надо уступать только Москве, и черноморские порты, и запрет на вступление в НАТО, и юридическое оформление отторгнутых территорий Москвы и Украины, и там постамбульским соглашением ограничений, которые вводятся в отношении вооружённых сил Украины, то это не посредничество, это игра в одни ворота. Будем честны. А в чём, собственно говоря, тогда миссия заключается посредническая? В том, чтобы это были взаимоприемлемые условия или односторонние приемлемые условия?
Второе — это юридическое признание территорий, оккупированных Москвой, и, возможно, это уже мы добавляем до административных границ четырёх областей, а может ещё каких-то территорий — видите, уже о черноморских портах мягко вкидывается вопрос. И ограничения по поводу армии, понимаете? Ну, кстати, НАТО и ЕС. Потому что Москва настаивает на ограничении и вступление в экономические сообщества Европейского Союза. Это уже не суверенитет, понимаете? Это уже в общем и целом какая-то такая зона между Европой и Москвой, которая может ходить туда-обратно.
— А как вы думаете, что-то может остановить команду Трампа, уберечь от этих соглашений?
Марк Фейгин: Ну, твёрдая позиция, согласованная Киевом и Европой, может это сделать. Вот я бы сказал так, что если Европа всё-таки решится на односторонние действия — ну, введение контингента на территорию Украины, в Одессу, в Киев, во Львов, если войдут контингенты, пусть поначалу небольшие. Ну, так говорят и спорят, что потребность 150 тысяч. Ну, видимо, в Европе сейчас и в Британии, и во Франции нет такого количества военнослужащих, которые могли бы заполнить всю линию фронта, так как Путин её назвал, 2000 километров. Но даже если в каких-то чувствительных участках Запада Украины, Центральной Украины, Юга Украины будут такие контингенты, появятся по нескольку тысяч человек, это будет первый сигнал для Москвы, что здесь так не будет. Вы не оккупируете Украину. Так не будет.
Для Трампа это будет головной болью, если он играет в пользу Путина. Если! Потому что, получается, все его усилия и здесь не имеют значения, потому что их надо будет согласовывать с Европой. Если Европа проявит некую самостоятельность, а это должно быть явное, прямое обретение субъектности, при котором Европа должна стать игроком, который не оглядывается на Вашингтон вообще. Будь то в вопросах ядерной безопасности, будь то в вопросах конвенциональных сил, экономических решений.
Москва же хочет и настаивает ещё и на отмене санкций. Самые чувствительные санкции, кстати, европейские пакеты, а не американские. Да, американские, конечно, тоже, но сопоставимы с ними именно вот эти 16 полных пакетов санкций европейских. Поэтому, с этой точки зрения, Трампу придётся считаться только в том случае, если будет какая-то сторонняя сила, которая в общем и целом не будет согласовывать своих планов поддержки Украины с Вашингтоном. Трамп именно по этому пути идёт. И Европа по этому пути идёт. Как далеко зайдут стороны — большой вопрос.
Ну и потом, смотрите, ведь положение Москвы, при всём том, что она имеет преимущество, она наступает на чувствительных участках фронта, фактически, Курский плацдарм — мы не до конца понимаем, какие силы ещё остаются на территории Курской области, Суджа же потеряна. Мы не понимаем до конца, какие резервы расходует Москва. Москва тоже торопится. Если положение будет продолжаться, оставаться таким, какое оно есть, если будет тоже давление, то война будет ещё долгой. Если она будет возрастать — экономическая, военной помощи Украине и так далее, — мы не знаем, насколько крепок ресурс Москвы. Мы не можем со старта на этот вопрос ответить. Поэтому продолжение войны, если это неприемлемые условия, фактически, ликвидация суверенитета, капитуляция Украины, то война должна продолжаться — ну так, по логике Украины и по логике её верных союзников. Тогда Вашингтон роли решающей играть не будет в вопросе продолжения войны.
— А способна ли Европа сейчас перенять на себя все эти функции и действительно твёрдое такое слово сказать?
Марк Фейгин: Я бы сказал, вот я в этом не уверен. Если вы спросите меня лично, я этого не вижу, а пока не увижу, не скажу. Я слышу заявление Стармера, слышу заявление Макрона, и Стармер и Макрон почти согласны, что в последнюю фазу вступило согласование направление контингентов в одностороннем порядке, без мнения России, которую нужно спрашивать, поскольку Украина — суверенное государство, если оно соглашается принять все эти контингенты, то они туда будут направлены. Так вот они говорят о последней фазе, а что такое последняя фаза? Это 25-й год, это через месяц, это через день. Мы всё-таки явных прямых ответов не слышим.
Алексей Бурлаков