Подписание Беловежских соглашений фактически ознаменовало распад Советского Союза и предусматривало создание Содружества Независимых Государств на этой же основе. Но если независимость созданных государств не вызывает сомнения, то слово «Содружество» скорее всего тут не очень-то применимо, потому что многие из стран, подписавших эти соглашения, успели друг с другом повоевать.
Евгений Киселёв: Если говорить о Беловежских соглашениях, в каком-то смысле, конечно же, смысл их давным-давно уже утрачен. Давайте вспомним, в каких исторических обстоятельствах эти соглашения были подписаны. Ещё существовал, доживал последние дни и месяцы Советский Союз.
Поймите, я как человек, которому уже было тогда достаточно много лет, я был уже вполне взрослым молодым человеком, уже работавшим в практической журналистике и уже даже в некотором смысле не безуспешно, я отлично помню, что даже в августе 1991 года, даже когда Украина приняла акт о независимости, 24 августа 1991 года, в сознании людей ещё не укладывалась мысль о том, что Советский Союз вот-вот умрёт, что его не будет. Это казалось такой абсурдной, такой, как сейчас бы уже кто-нибудь сказал, не налезающей на голову мыслью.
Доходило это до людей с колоссальным трудом. Да, вот мы прекрасно понимали, что три Балтийских государства обретают свою утраченную независимость, независимость, которую у них отняли коммунисты, советские агрессоры, оккупанты, силой, по сути дела, присоединившие эти три Балтийских государства к Советскому Союзу в 1940 году. И, в общем, всем было понятно: никогда по-настоящему до конца эти страны не были частью СССР. Всем было понятно, людям, которые хоть раз бывали где-нибудь в Латвии, Литве или Эстонии, эти страны, эти народы помнят о временах независимости, что они считают себя особыми странами, особыми народами, что они в глубине души вынашивают эту идею, что рано или поздно мы опять станем независимыми.
Мы ездили туда как за границу, в Ригу, в Таллин, в Вильнюс. И тут всё было совершенно понятно. Наверное, было понятно и то, что некоторые другие страны, входившие в состав СССР, настолько отличаются от России, Украины и Белоруссии во многих отношениях — в историческом, в социокультурном, с этим тоже, в общем, как-то можно было примириться.
В конце концов, можно было примириться и с особостью, отдельностью закавказских республик, Азербайджана, Грузии, Армении. Но представить, что Россия будет отдельно, Украина отдельно, Белорусь отдельно, многим людям было очень сложно. Ну, очень сложно.
И вот все прекрасно понимали: Украина провозгласила курс на независимость. Но при этом как-то все думали о том, что при этом сохранится что-то вроде объединения этих стран по образу и подобию Евросоюза, например. Я имею в виду самых продвинутых людей, которые на самом деле никогда не страдали самой мыслью о прекращении существования советского, я подчёркиваю, советского, коммунистического СССР, но которые по-прежнему не могли поверить в то, что совсем-совсем ничего не будет три народа, три страны связывать.
Никто тогда осенью 91-го года, например, честно скажу, не задумывался всерьёз, об этом скорее думали на Западе, в Соединённых Штатах, а вот в российском, украинском, белорусском общественном мнении, на мой взгляд, особенно не стоял вообще вопрос о разделе ядерного оружия, к примеру. А что будет дальше с ядерным оружием? Как-то по умолчанию казалось, что оно как было под каким-то общим командованием, так оно и останется, наверное.
Было уравнение, знаете ли, с такими многими неизвестными, и, по сути дела, было две линии. Была линия нового политического руководства, которое сформировалось и укрепилось у власти в Российской Федерации, в Украине, в Белоруссии в ходе реформ, которые инициировал Горбачёв во второй половине 80-х, и самим Горбачёвым. Красные линии, ограничивавшие будущее, независимость и суверенитет новых независимых государств, образовавшихся на месте прежних советских союзных республик, смотрелись значительно более консервативно.
Мне запомнилась моя мысль тогда, и меня пытались объяснить, что вот была одна страна, а сейчас по-другому называется страна. То есть было СССР, сейчас СНГ. И я не мог понять тогда, зачем поменялось оно.
То есть было содружество какое-то СССР и стало содружество какое-то СНГ. Потом мы видели ряд войн, не только украинскую, но и чеченскую, и грузинскую, и так далее. Сейчас мы говорим о том, что Путин пытается восстановить Советский Союз.
С другой стороны, мы говорим о том, что Путин всем подобным действиям пытается придать некую легитимность. Ну, то есть как-то провести законодательно это всё хотя бы, не знаю, для галочки у себя.
Евгений Киселёв: Вы знаете, я думаю, что Путин вообще очень часто отчаянно импровизирует. У него идея фикс. У него некая одержимость по поводу Украины, по поводу того, что Украина должна быть в той или иной форме, в том или ином виде подчинена России.
Вполне вероятно, что он когда-то прочитал Бжезинского, его слова о том, что никакой новой империи, никакого нового, возрождённого Советского Союза быть не может, если Россия не будет контролировать Украину. Без Украины никакой империи двадцать первого века быть не может. И вот проникшись, как бывает иногда с людьми, вот прочитал какую-нибудь фразу, цитату, какую-нибудь яркую мысль, и она вот заменяет ему собственное мнение, заменяет этому человеку собственное трезвое самостоятельное суждение о том, как устроен мир или к чему ему следует стремиться в жизни и так далее.
Не знаю, не знаю. Я думаю, что у Путина в отношении Украины много личного.
Алексей Бурлаков